Работая над конспектом очередного занятия по фотографии, я собрал интересный материал, который грех было выбросить. Может, кому сгодится. Так сложилась эта заметка. Речь в ней пойдет о человеческом лице и его мимической мускулатуре, но будут и мои робкие попытки рассказать вам и об интересных людях, которые на первый взгляд не связаны с моей темой о фотографии, но это только на первый взгляд.
Наше лицо — экран, меняющийся в ответ на словесные, оптические, вкусовые и физические «прикосновения», оно периодически искажается страстями. Лицо, с его сценами и мизансценами, способно делать это за счет мимических мышц.
Может быть, не все слышали этот анатомический термин — мимическая мускулатура?
Например, те модели, кто избрал для себя маску сосредоточенности, задействуют 17 мышц, а вот при улыбке работает девять мышц. В мимических действиях в той или иной степени принимает участие до ста мышц. Однако одновременно сократить все лицевые мышцы еще никому не удавалось.
В книге Чарльза Дарвина «Выражение эмоций у животных и человека» развивалась мысль о сходстве между инстинктами и поведением животных и человека. Было установлено, что мышечная выразительность одинакова у лиц разных национальностей. Более того, основные выражения человеческого лица или морды зверя, — агрессивность, удивление, страх, смех и т.п., — и у человека, и у его биологических «родственников» зависят от деятельности одного и того же набора мышц. С далекого дикого детства человеческой истории нам достались такие угрожающе-отпугивающие движения, как раскрытый рот, сжатые при опасности кулаки, наклоненная голова. Правда, не сохранились из этого ассортимента — оскаленные зубы, взъерошенная шерсть, напряженный хвост. Умение ругаться появилось значительно позже. А вот движения плечей и рук, как реакция на происходящее, — скорее всего, раньше. На эту тему поэт Николай Алексеевич Заболоцкий написал такие строчки:
Да, человек есть башня птиц,
Зверей вместилище лохматых,
В его лице — мильоны лиц
Четвероногих и крылатых.
И много в нем живет зверей,
И много рыб со дна морей...
Поэт знал, о чем писал. Через все его стихотворения пролегает путь напряжённейшего вживания индивидуального сознания в загадочный мир бытия, который неизмеримо шире и богаче созданных людьми рассудочных конструкций. Прошу прощения за отход от темы, но не могу не рассказать немного об этом удивительном поэте. Николай Заболоцкий много и с увлечением читал труды Энгельса, Григория Сковороды, работы Климента Тимирязева о растениях, Юрия Филипченко об эволюционной идее в биологии, Вернадского о био- и ноосферах, охватывающих всё живое и разумное на планете и превозносящих и то, и другое как великие преобразовательные силы; читал теорию относительности Эйнштейна, приобретшую широкую популярность в 1920-е годы; «Философию общего дела» Николая Фёдорова.
В результате чтения этих трудов у поэта сложилась собственная натурфилософская концепция. В её основе лежало представление о мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы материи, которые находятся в вечном взаимодействии и взаимопревращении. В 1931 году Заболоцкий познакомился с работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. В письме к нему Заболоцкий писал: «…Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их».
Я много чего еще хотел бы рассказать о поэте Николае Заболоцком, но вернемся к теме лица. Мой знакомый художник рассказывал мне, что основное, на что в первую очередь обращают внимание заказчики и исполнители икон, церковных фресок и мозаик, — это голова, как бы подчиняющая себе все остальное. Специфика ее изображения преследует цель оторвать зрителя от земного и устремить к небесному. Краски на иконе передают цвет человеческого тела, но не естественный цвет лица. Красота на иконе — не внешняя, а внутренняя, главное — не «светловидность» ликов, а божественная благодать.
Русский термин «лицо» тождественен богословскому термину «ипостасис» и латинскому «персона». Как писал Павел Александрович Флоренский, лицо — почти синоним слову «явление», но оно же и «сырая натура», «явление некоторой реальности». И еще: «по мере того, как грех овладевает личностью и лицо перестает быть окном, откуда сияет свет Божий...» Этот термин не остался без внимания специалистов по сравнительному языкознанию, которые «лицо» соотносят со словами «делать», «творить», «рожать», «создавать», «видеть».
Мастера кисти в художественных произведениях, а естествоиспытатели в своих работах представили весь диапазон человеческих эмоций, многократно выраженный чертами лица. Установлено, что в основе всего богатства эмоциональной мимики лежат врожденные процессы. Другое дело, что мимику в чистом виде можно наблюдать лишь у самых маленьких детей. Более того, — даже у эмбрионов. Академик Петр Кузьмич Анохин как-то на одном из совещаний сказал, что изъятый из чрева матери человеческий плод пяти месяцев уже выражал абсолютное неудовольствие. Лишь со временем происходит прорастание нервных элементов от коры головного мозга. После этого уже можно говорить, что лицевой нерв обретает способностью нести всю полноту информации. А мышцы лица?
Дети всего двенадцати дней от роду уже могут имитировать взрослых, когда те показывают им язык. Значит, понимают, что у них есть лицо. Если же слегка прикоснуться к щечке младенца, он улыбнется. Так он взаимодействует — «завязывает разговор». Рефлекторно делает это и во сне. Улыбка всегда смягчает агрессивность, а он, такой маленький, еще не имеет телесной силы, которая могла бы его защитить. Постепенно, на пути во взрослые, его улыбка социализируется, то есть становится средством общения. (До трех недель улыбка младенца эндогенна, то есть, не обусловлена внешними причинами.) А со второго месяца ребенок становится на долгие годы обладателем улыбки общения — этим средством выражения устойчивой симпатии, в детском возрасте — привязанности к взрослым. Больше всего, конечно, к своей маме и своему папе. У женщин лицо не закрыто, как у некоторых пап, бородой и усами, оно просто распахнуто для эмоционального общения. Чем привлекательнее выглядит ребенок, тем чаще ему улыбаются окружающие. Так они и его и себя заряжают положительными эмоциями.
Коллекция его улыбок весьма разнообразна, ибо это действо выступает как «социальный» акт воздействия на взрослого, акт, который психологи расценивают в качестве предтечи общения. Ребенок говорить еще не может, а значение улыбки осознает, использует ее в своих целях. Так и приучается с самого раннего детства смотреть в лицо собеседника; когда же этого кто-либо избегает, то сей факт говорит о многом.
Настоящую способность смеяться младенец обретает месяцам к четырем-пяти. Ведь смех — это значительная физическая работа, при ней задействованы не только мышцы лица, но и груди, живота, диафрагма. В мозг при этом поступают вещества, улучшающие самочувствие. Не зря смех образно сравнивают с бегом трусцой.
Значительно позже человек начинает привыкать носить на лице какую-то маску, становится способным тормозить внешнее проявление своих эмоций. Показывает или нет своим оппонентам выражение миролюбия. Маска ведь всегда что-то скрывает, она изначально двусмысленна: действительность уплывает. Это уже не индивидуум, а тип. Недаром маски изготовляли из разнообразнейших материалов: дерева, камня, глины, металла, папье-маше...
Не будем забывать и о косметике, хотя и деформирующей поверхность лица, но добавляющей сексуальную привлекательность, придающей знаковую яркость отдельным чертам, имитирующей иногда так называемую участливую внешность. Когда я учился на визажиста-стилиста, приходилось много времени уделять макияжу и внешнему вида лица модели. Слагаемых внешнего вида лица много — не только выражение губ, щек, век, ресниц, лба, висков и пр., но и их бесчисленные сочетания, и промежутки между ними. Это дает колоссальное количество комбинаций выражений или подчеркивает установку на собственную значимость, мнимую или истинную усталость, интеллект и пр.
Например, о лобном мускуле можно прочитать как о мышце внимания или злобы; о мускуле, сморщивающем брови, — как о мускуле боли; о верхней части круговой мышцы глаза, — как о мышце размышления, удивления, благочестия; о скуловой мышце
— как о мышце радости; о мышце, поднимающей верхнюю губу — как о мускуле плача, горючих слез и скупости; о нижней части круговой мышцы глаза — как о мышце приветливости, покорности. В окружности рта выделяют еще мышцы смеха, зависти, горя, отвращения. Все они из тех, которых, как и мышцы кисти (в особенности большого пальца), анатомы относят к так называемым «прогрессивным», то есть наиболее развитым именно у человека.
Мимические мышцы уже с пятой недели от рождения растягивают и сжимают на лице естественные отверстия, а так как их семь, то они и соотносились когда-то с таким же количеством планет. Мышцы лица способны сразу реагировать на сокращения мышц лица другого человека. Они могут подражать. Как выяснилось, праворукие улыбаются чаще правой стороной лица. Да и вообще, правая половина лица у большинства людей развита более. Однако ряд ученых признает более эмоциональной левую половину физиономии. Но мы не только улыбаемся в ответ на внешнее раздражение. Мы инстинктивно зажмуриваемся, когда видим что-либо ужасное; сами того не осознавая, стараемся временно «ослепнуть». Мышцы также помогают нам удивляться, широко раскрывать глаза, рот, расширять крылья носа при виде необычного, странного. Эти действия приводят к появлению морщин, складок кожи, к которой прикрепляются мимические мышцы.
Мимика, жестикуляция, осанка непосредственно влияют на психику. Причем женщины обычно реагируют живее мужчин, лица их подвижнее. Но, как знает каждый, бывает и так называемое парадоксальное: мужеподобие, женоподобие, а также — смех в трагической ситуации, а еще чаще — плач от радости.
Вполне понятно, почему лицо можно считать слагаемым большого количества переменных, определяемых функцией. Подсчитано, что на лице и шее сосредоточено 25 процентов всех мышц. Если добавить, что положение головы меняется не только путем поворота шеи и поясницы, то становится ясно, что лицо — самая подвижная и наиболее выразительная часть тела. Оно является отражением духовных, психических свойств человека, а специфика его отделов, по мнению российского врача-психиатара, сценариста, поэта и автора книг по психологии и кинематографии Лазаря Марковича Сухаребского, представляет в целом «мимический оркестр» личности, обусловленный сплавом биологического и социального. Профессор Сухаребский еще 1920 году принадлежал к группе поэтов-ничевоков. Под его редакцией была издана книга «Вам» (От ничевоков чтения)». Его стихи вошли в «манифест от ничевоков» «Мы». Впоследствии он получает медицинское образование и уходит с головой в исследования по патокинографии в психиатрии и невропатологии. Параллельно работает на киностудии и пишет сценарии. Он автор многих интересных книг. Каждому фотографу будет полезно прочитать две его книги: «Улыбка, настроение, здоровье» и «Мимика как объективный фактор внешнего выражения личности».
Но вернемся к нашей теме. Не потеряло значение мнение Платона, что части лица не похожи друг на друга и на то целое, которого они части, каждая из которых имеет свое свойство. Отсутствие же лица, как справедливо утверждают психологи, приводит к расстройству самовосприятия, т. е. к утрате черт своей личности.
Неисчерпаемы выражения лица, которые, как утверждают анатомы, можно разделить на отдельные составляющие. При желании удается даже найти божественность в пластике лица.
Особенно хорошо выражает эмоции лицо человека определенного гормонального настроя, темперамента, тренированности, деятельности центральной нервной системы. Мы восхищаемся богатством мимики одаренных актеров, каждое движение которых глубоко осознанно и контролируется корой полушарий головного мозга. Именно на таких лицах, как и на талантливо созданной скульптуре, можно видеть не только внешнее выражение реакций, но и мысль, ее оттенки и потаенные движения. Потому что лицо видно всегда и всем, оно, в полном смысле этого слова, обнажено. Но это не непристойность, ибо лицо «...для того и существует, чтобы на него смотрели...».
На первых порах все было относительно просто: считалось, что красивые лица принадлежат хорошим людям, а люди с некрасивыми лицами, напротив, обладают дурными качествами. Как часто мы оцениваем человека, исходя из анатомии каких-либо частей его лица, заранее создавая мнение. Повторяем тем самым, зачастую сами того не зная, «способ» Платона, отсылавшего от себя учеников, физиономии которых ему не нравились. Потом началась детализация. Особенности физиономии — этого средства общения — оценивались в состоянии покоя и в процессе реализации богатства мимики. Определялись «мимические позиции», основанные на следующих привязках: лоб — зеркало ума; большой лоб считался показателем интеллекта.
Нос — показатель духовной жизни; немаловажное значение придавалось «чувственным ноздрям». Рот и подбородок информируют о животной жизни; обращалось внимание на «чувственный рот», «мягкий подбородок», их эстетическую привлекательность.
Древние китайцы, например, выделяли лица «благородные» — у правителей; «возвышенные» — у знаменитых людей; «творческие» — у находчивых, изобретательных; «стандартные» — у профессоров и преподавателей; «будничные» — у живущих на заработанное, а также «низменные» — у мелких авантюристов, подонков и проституток. Не миновали физиогномики Пифагор (его даже считали ее «отцом») и Гиппократ, Авиценна и многочисленные астрологи. И дело, конечно, не в попытках распознавания того или иного выражения лица или его анатомической подоплеки, а в желании определить характер, интеллект, одаренность, другие свойства человека; определение болезней по лицу всегда считалось искусством, тайным знанием, которое передавали лишь избранным. Физиогномику сравнивали с постоянно меняющим свои очертания и одновременно сохраняющим неизменность формы водопадом.
А вот, Аристотель считал, что у холериков — глаза карие или темно-зеленые, а нос с горбинкой и сильно выделяется; что у меланхоликов — глаза темно-серые, а нос длинный, тонкий и костистый, крючковатый. А у флегматиков — глаза голубые, вкупе с округлым, иногда даже шарообразным, мясистым носом. У сангвиников — носы курносые и острые.
В наше время неопределенность признаков и лженаучность породили множество «научных» изданий, авторы которых, подделываясь под манеру Лафатера, обучают читателей распознавать вороватых, скупых, несчастливых, влюбленных и т.п. В этих изданиях все физиономии приравниваются к пяти геометрическим фигурам: четырехугольные люди — энергичные, резкие; треугольные — обладают странным и фантастическим характером, капризной энергией; круглые — весьма инициативны; овальные — характеризуются крайней подвижностью, а конусообразные — обладают очень развитым практическим умом. Авторы этих «трудов», к сожалению для них, не знали мнение Леонардо да Винчи о том, что физиогномика — это химера. Зато с Лафатером были солидарны А.И.Радищев и Н.Г.Чернышевский, а С. М. Эйзенштейн даже разбирал со своими студентами во ВГИКе отрывки из произведений Лафатера; оценивая типаж, подбирая артисту облик, говорил о «физиогномическом эффекте». А. Шопенгауэр старательно разыскивал черты гениальности («печать гения») на лицах.
Немного расскажу о Лафатере. Иоганн Каспар Лафатер был швейцарским писателем и богословом. Он создал теорию физиономики и заложил основу криминальной антропологии. По мнению Лафатера человек есть существо животное, моральное и интеллектуальное — вожделеющее, чувствующее и мыслящее. Эта природа человека выражается во всей его фигуре; поэтому физиономика в широком смысле слова обнимает всю морфологию человеческого организма. Но так как наиболее выразительным «зеркалом души» является у человека голова, то физиономика может ограничиться изучением черепа и лица человека. Интеллектуальная жизнь человека выражается в строении и очертаниях черепа и лба: моральная и чувственная жизнь — в строении лицевых мускулов, в очертаниях носа и щек; животные качества человека символизируются складом рта и линиями подбородка. Центральный орган лица — глаза, с окружающими их нервами и мускулами. Лицо человека, таким образом, делится как бы на «этажи», соответственно трем основным элементам, составляющим всякую «душу». Соответственно этим этажам, и физиономика должна распасться на три отдела.
Физиономию Лафатер определяет как известный, постоянно присущий данному субъекту склад лицевых черт и мускулов. Соответственно этому каждая из трёх основных частей физиономики должна распадаться на два полуотдела: «физиономический» в тесном смысле изучающий данное лицо в состоянии покоя, и «патогномический», изучающий лицо в состоянии волнения; патогномика есть физиономика в движении — то, что можно назвать «динамикой» лица, в противоположность лицевой «статике».
Очень плодотворным оказался творческий союз Лафатера с известным фотографом Надаром (Феликсом Турнашоном), который увлекался съемкой гримас. Они смогли тщательно проанализировать анатомию лица, что весьма высоко было оценено Чарльзом Дарвином.
Но вернемся к теме лица. Восточная медицина считает лицо местом, где сходятся и откуда исходят меридианы здоровья, — этакое своеобразное функциональное табло всего организма. При этом даже утверждается, что лицо может рассказать понимающему больше, чем переменчивые линии рук. Вьетнамские врачи, как и многие народные целители на Востоке, не сомневаются, что на лицо проецируются внутренние органы. Например, в современной Японии при оценке лица выделяют так называемую верхнюю зону — лоб, отражающий весь жизненный путь человека; среднюю зону — от бровей до кончика носа, по которой судят об упорядоченности психики; и нижнюю зону, к которой относят верхнюю губу, челюсти, рот и подбородок, свидетельствующую об уравновешенности характера. А по взглядам оккультистов, глаза представляют ментальность, дают возможность делать заключение о рассудочной деятельности субъекта. Нос — это представитель астральности, по нему можно судить о патологии грудной полости. Рот, губы, язык представляют органы полости живота.
О лице человека можно говорить очень долго. Ведь каждый из нас не лишен каких-то представлений, обычно заложенных с детства, руководствуясь которыми мы думаем, что знаем о психических качествах окружающих, хотя судим о них лишь по внешности. То, что ранее именовалось физиогномикой, ныне получило название «персонология», «морфопсихология». Но по-прежнему первоначальное суждение о человеке складывается, так уж мы воспитаны, при взгляде на его лицо. А на Западе весьма популярен тезис: «Ваше лицо — это ваша судьба». Вот почему почти все убеждены, что квадратный подбородок присущ людям с сильной волей; что упрямы и холодны те, у кого подбородок длинный и острый; что большой лоб обычно у умных. Также утвердилось мнение, что полные люди обычно добродушны, низенькие — властолюбивы и т.д. Современная наука не отрицает зависимость конфигурации лица от расы. К примеру, у монголоидов, в силу приспособления к холодному климату, слабо развиты надбровные дуги и лобные пазухи, которые подвержены простудным заболеваниям. У представителей этой расы имеются отложения жира в области глазниц и скул, нос не выступает вперед, а на лице слабо развит волосяной покров, который подвергался бы обледенению от дыхания на морозе. Современной наукой установлено также и влияние группы крови на форму лица.
В заключение своего конспекта, который я подготовил по очеркам Льва Ефимовича Этингена для проведения занятия по фотографии и в котором я привел мнения многих интересных людей, хотелось бы, не обижая никого, сказать и свое мнение. Хорошая фотография у меня получается только тогда, когда я влюблен в объект съемки. Когда я обожаю этот пейзаж, этот натюрморт, этот цветок и эту модель. Обожание может длиться мгновение, но это мгновение - все.
Вот мнение известного фотографа Дмитрия Кораблева:
«Как скульптор Пигмалион, царь Кипра, влюбился в свое творение — статую прекрасной Галатеи, которую оживила по просьбе создателя Афродита, так и любой фотограф ищет в каждой модели свой идеал, образ, и задача модели либо стать этим идеалом, либо предложить что-то свое. Она является тем пластичным материалом, из которого художник создает задуманный образ. И тут важна податливость глины, то есть модели, ее способность преобразовываться в бесконечное число образов, форм, характеров. Иначе фотоснимки воспринимаются как газетные новости: все то же самое, только люди разные. А они должны быть окнами в другой мир — мир прекрасного.
Модель можно снять с разных точек, в разных ракурсах, но каждый кадр — это лишь одна из точек зрения на человека. В этом заключается изюминка любого снимка. Простая фиксация изображения модели нужна только для фото на документы. Интересна именно точка зрения. И формируют ее совместно и фотохудожник, и фотомодель. Люди, имеющие дело с известными топ-моделями, часто говорят, что, с точки зрения внешности, в них нет ничего особенного. Однако на фотографиях они смотрятся как суперзвезды. Это происходит именно вследствие умело и талантливо найденной точки зрения и эмоционального богатства, как модели, так и фотографа.
Если зритель оценивает фотоснимок не по степени похожести на оригинал (мы не говорим о фото на документ), а по тому, какие чувства он пробуждает, это значит, модель и фотограф сумели создать художественный образ и достигли своей цели.
Обычно считается, что придать образу (модели) характер, показать его душевные качества и создать определенный имидж, — дело художника. Но в фотографии очень многое зависит и от модели, так как фотограф, в отличие от живописца или скульптора, не в силах радикально изменить окружающий мир.
Создатель художественного образа может следовать либо принципу «что вижу - о том и пою» (то есть изображаю), либо принципу «создаю то, что хочу увидеть».
Модель и фотографа можно сравнить с актером и режиссером. Мало хотеть показать внутреннюю духовную сущность, надо суметь донести ее до зрителя — а это уже мастерство и модели, и фотографа.
Взаимодействие модели и окружающего мира может быть двояким, при этом либо воссоздается внешний облик человека, либо отражается его внутренний, духовный мир. Второе оказывает более сильное воздействие на зрителя. Снимок не отражает, а созидает. Это кисть и палитра художника, а не зеркало».
А еще, я считаю, что и модели и фотографу в каждодневных гримасах психологических портретов важно сохранить себя: свое лицо и свою душу. Вряд ли возможно сделать фотографию прекрасного лица без наличия прекрасной души. Хочу вспомнить пословицу, которая гласит: «В 20 лет у вас лицо такое, какое дал вам Бог, в 30 — какое хочется, чтобы видели, в 40 — каким вы его сделали, а в 50 — какое заслужили».
Пусть будет на улицах наших городов побольше лиц прекрасных и разных, а «морды», «рожи», «хари», «рыла», «ряхи» и «образины» только на экранах и театральных сценах в исполнении наших замечательных артистов, которых мне фотографировать хочется всегда.
Комментарии: