Давиде Сорренти

Как жить, как творить, когда знаешь, что каждый прожитый день может стать последним? Финальный кадр в фотоаппарате Давиде – рыба, выброшенная на берег. Она жадно глотает воздух в агонии. 2 февраля – за день до своего ухода, отдыхая с семьей на пляже в Мексике, он также плавал, нырял, сражаясь с волнами. 3 февраля его не стало. Странный, пророческий снимок стал его прощальным письмом.

Давиде было чуть больше года, когда у него диагностировали талассемию (анемию Кули) – болезнь, при которой организм разрушает собственные эритроциты. Каждые две недели ему необходимо было делать переливание крови и спать, подключённым к аппарату. Живой, невероятно обаятельный, смешливый, дерзкий, он постоянно твердил матери:

«Знаешь, что? Я буду жить так, как хочу, я не собираюсь жить как больной ребёнок!».

И он жил, как ему хотелось. Прикидывался маленьким бандитом, ругался матом, курил марихуану, устраивал вечеринки со своими нью-йоркскими друзьями, катался на скейте, приводил девчонок в квартиру старшего брата. Всё это, не выпуская фотоаппарат – неизменная «Leica M6», настолько органично лежала в его руке, что её никто не замечал и это позволяло людям оставаться искренними рядом с ним.

Узнав о семье Давиде, подобное не кажется странным. Он вырос среди фотокамер, его любимым местом игр была тёмная комната для проявки. Сорренти в шутку называют «семьей Корлеоне» модной фотографии. Мать Франческа – известный модный фотограф, старший брат Давиде – Марио Сорренти уже давно сделал себе имя в фэшн-индустрии, сестра Ванина также признанный мастер фотографии.

«Он получил свой первый фотоаппарат, когда ему было семнадцать лет, - вспоминает Франческа. – Мы подарили ему Contax на Рождество. Но Давиде снимал задолго до этого. У Марио тогда была своя квартира. Он постоянно был там, трогал вещи брата. Однажды мы увидели его фотографию с камерой и Марио закричал: «Это же моя «Mamiya»!». Было очень смешно».

90-е в Нью-Йорке были взрывоопасным временем для взросления (семья Сорренти переехала в Нью-Йорк из Италии, чтобы Давиде мог получать квалифицированную медицинскую помощь). Все хотели быть бандитами. Писать музыку, принимать наркотики, чтобы чувствовать то, что чувствовал Курт Кобейн. Всем хотелось хоть ненадолго стать Сидом Вишесом, научиться фотографировать, как Нан Голдин. Атмосферу этого безумия трагически живописно отразил в своём фильме «Детки» режиссёр Ларри Кларк. Давиде жил и творил в эпицентре этого круговорота. Он обожал хип-хоп, искусство, оперу, сам писал маслом, создал модный бренд футболок «Danücht» с дерзкими надписями и рэп-группу «Мозаика». Он буквально фонтанировал идеями.

«Давиде был настоящим би-боем, – воспоминает о близком друге актриса Милла Йовович. – Он был писателем, скейтером, художником. Он был действительно очень плодовитым, вёл очень подробные дневники. Был в поиске, искал настоящих людей, как он их называл. Часто повторял: «Вы настоящие люди – вы хорошие люди».

Подлинность во всём была для него архи-важна. Он стремился к документированию собственной жизни. Этот же подход Сорренти перенёс на модную фотографию. Тогда это было ново, непривычно. Он снимал свою жизнь, жизнь друзей и превращал эти снимки в рекламные компании. Для него важным было интенсивное проживание каждого момента, как в жизни, так и в фотографии. По этой причине у него нет ни единого кадра, который можно было бы назвать «прямой фотографией». Каждый снимок связан с эмоциями, печаль была его сутью.

«Как-то у нас случился разговор, и я сказала: «Давиде, тебе следует осветлить этот кадр», а он ответил: «Ма, это мир грёз, он меланхоличен, это мой дух», – вспоминает Франческа.