Очень многие блокадники Ленинграда помнят это время через вот это состояние: особенно неуютно, жутко человеку и он ближе к гибели, исчезновению от того, что исчезли коты, собаки, и даже птицы..!!!
Амплитуда страстей человеческих в блокаду возросла чрезвычайно — от падений самых тягостных до наивысших проявлений сознания, любви, преданности.
.." Впереди меня стоял мальчик, лет девяти, может быть. Он был затянут каким-то платком, потом одеялом ватным был затянут, мальчик стоял промерзший. Холодно. Часть народа ушла, часть сменили другие, а мальчик не уходил. Я спрашиваю этого мальчишку: „А ты чего же не пойдешь погреться?“ А он: „Все равно дома холодно“. Я говорю: „Что же ты, один живешь?“
— „Да нет, с мамкой“.
— „Так что же, мамка не может пойти?“
— „Да нет, не может. Она мертвая“.
Я говорю: „Как мертвая?!“
— „Мамка умерла, жалко ведь ее...
(Теперь-то я догадался..!)
— Я ее теперь только на день кладу в постель, а ночью ставлю к печке. Она все равно мертвая. А то холодно от нее... "
— Во время блокады мародеров расстреливали на месте, но также, я знаю, без суда и следствия пускали в расход людоедов. Можно ли осуждать этих обезумевших от голода, утративших человеческий облик несчастных, которых язык не поворачивается назвать людьми, и насколько часты были случаи, когда за неимением другой пищи ели себе подобных?
— Голод, я вам скажу, сдерживающих преград лишает: исчезает мораль, уходят нравственные запреты. Голод — это невероятное чувство, не отпускающее ни на миг, но, к удивлению моему и Адамовича, работая над этой книгой, мы поняли: Ленинград не расчеловечился, и это чудо!
Да, людоедство имело место...
— ...ели детей?
— Были и вещи похуже.
— Хм, а что может быть хуже? Ну, например?
— Даже не хочу говорить... (Пауза). Представьте, что одного собственного ребенка скармливали другому, а было и то, о чем мы так и не написали. Никто ничего не запрещал, но... Не могли мы...
— Был какой-то удивительный случай выживания в блокаду, потрясший вас до глубины души?
— Да, мать кормила детей своей кровью, надрезая себе вены"...
(Отрывок из "Блокадной книги"/
Авторы: Алесь Адамович и Даниил Гранин)
Или вот еще, из воспоминаний:
А.П.Гришкевич записал 13 марта в своем дневнике:
«В одном из детских домов Куйбышевского района произошел следующий случай. 12 марта весь персонал собрался в комнате мальчиков, чтобы посмотреть драку двух детей. Как затем выяснилось, она была затеяна ими по «принципиальному мальчишескому вопросу». И до этого были «схватки», но только словесные и из-за хлеба».
Зав.домом тов. Васильева говорит: «Это самый отрадный факт в течение последних шести месяцев. Сначала дети лежали, затем стали спорить, после встали с кроватей, а сейчас — невиданное дело — дерутся. Раньше бы меня за подобный случай сняли с работы, сейчас же мы, воспитатели, стояли, глядя на драку, и радовались. Ожил, значит, наш маленький народ!!!»
... Нам, тем, кто родился далеко в послевоенное время не понять того, что пережило наше старшее поколение. Мы можем только слушать их рассказы, просматривать документальную кино-фотохронику, и постараться ..попытаться осознать, почувствовать то, что они пережили, и сохранить это в памяти, и передать эту память своим детям...
Благодарю Вас за внимание.
27 января 1944 года - День полного снятия БЛОКАДЫ города Ленинграда ...
А.П.Гришкевич записал 13 марта в своем дневнике:
«В одном из детских домов Куйбышевского района произошел следующий случай. 12 марта весь персонал собрался в комнате мальчиков, чтобы посмотреть драку двух детей. Как затем выяснилось, она была затеяна ими по «принципиальному мальчишескому вопросу». И до этого были «схватки», но только словесные и из-за хлеба».
Зав.домом тов. Васильева говорит: «Это самый отрадный факт в течение последних шести месяцев. Сначала дети лежали, затем стали спорить, после встали с кроватей, а сейчас — невиданное дело — дерутся. Раньше бы меня за подобный случай сняли с работы, сейчас же мы, воспитатели, стояли, глядя на драку, и радовались. Ожил, значит, наш маленький народ!!!»
25 января 1930 —1 июля 1944
Эту девочку, которая не дожила и до 15 лет, всегда вспоминают в связи с блокадой Ленинграда. Она – символ тех страданий, которые перенесли все его жители. Её дневник, состоящий всего из девяти записей, передает весь ужас и чувство безнадежности, которые охватывали её душу, когда один за другим уходили все её близкие.
Летом 1941 года Савичевы собирались уехать из Ленинграда, но не успели, война застала их врасплох. Им ничего не оставалось кроме того, чтобы помогать по мере сил фронту и надеяться на окончание этого ужаса. Записная книжка досталась Тане в память о старшей сестре Нине, пропавшей без вести во время обстрела. В семье её все считали погибшей. Тогда Таня и стала делать свои страшные записи:
- «Женя умерла 28 декабря в 12.30 час. утра. 1941 г.»
- «Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня. 1942 г.»
- «Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.»
- «Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 г.»
- «Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942»
- «Мама умерла 13 марта в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.»
- «Савичевы умерли»
- «Умерли все»
- «Осталась одна Таня»
Таня Савичева умерла 1 июля 1944 года, так и не дожив до Победы, и так и не узнав; что её сестра Нина и брат Миша живы, что она не одна.
Дневник Тани стал одним из доказательств обвинения на Нюрнбергском процессе, а сама она навсегда осталась в памяти тех, кто выжил в эти страшные годы. ...
27 января, в 19:00 каждый желающий может поставить на подоконник зажженную свечу. В это же время, в Петербурге, по городской системе оповещения будет звучать метроном...
Комментарии: