Звенел топор, потом пила.
Потом — последнее усилье.
Берёза медленно пошла,
Нас осыпая снежной пылью.
Спилили дерево не зря, -
Над полотном, у края леса,
Тугие ветры декабря
Могли свалить его на рельсы.
Его спилили поутру,
Оно за насыпью лежало
И тихо-тихо на ветру,
Звеня сосульками, дрожало...
Зиме сто лет ещё мести,
Гудеть в тайге, ломая сосны,
А нам сто раз ещё пройти
Участок свой
По шпалам мёрзлым.
И, как глухой сибирский лес,
Как дальний окрик паровоза,
Нам стал привычен тёмный срез —
Большая мертвая береза.
Пришла весна.
И, после вьюг,
С ремонтом проходя в апреле,
Мы все остановились вдруг,
Глазам испуганно не веря:
Берёза старая жила,
Упрямо почки распускались.
На ветках мёртвого ствола
Серёжки желтые качались!..
Нам кто-то после объяснил,
Что бродит сок в древесной тверди,
Что иногда хватает сил
Ожить цветами
После смерти...
Ещё синел в низинах лёд
И ныли пальцы от мороза,
А мы смотрели,
Как цветёт
Давно погибшая береза...
Потом — последнее усилье.
Берёза медленно пошла,
Нас осыпая снежной пылью.
Спилили дерево не зря, -
Над полотном, у края леса,
Тугие ветры декабря
Могли свалить его на рельсы.
Его спилили поутру,
Оно за насыпью лежало
И тихо-тихо на ветру,
Звеня сосульками, дрожало...
Зиме сто лет ещё мести,
Гудеть в тайге, ломая сосны,
А нам сто раз ещё пройти
Участок свой
По шпалам мёрзлым.
И, как глухой сибирский лес,
Как дальний окрик паровоза,
Нам стал привычен тёмный срез —
Большая мертвая береза.
Пришла весна.
И, после вьюг,
С ремонтом проходя в апреле,
Мы все остановились вдруг,
Глазам испуганно не веря:
Берёза старая жила,
Упрямо почки распускались.
На ветках мёртвого ствола
Серёжки желтые качались!..
Нам кто-то после объяснил,
Что бродит сок в древесной тверди,
Что иногда хватает сил
Ожить цветами
После смерти...
Ещё синел в низинах лёд
И ныли пальцы от мороза,
А мы смотрели,
Как цветёт
Давно погибшая береза...