Тревоги и весна в Провансе

И вот первый адрес в нашем списке, "Золотая голубка". Эта внешне непрезентабельная гостиница у самых ворот старого города Сен-Поль-де-Ванса в свое время стала приютом для многих молодых художников, которые за неимением денег расплачивались картинами. И уже в пору своей мировой славы, по старой памяти заезжая сюда, мастера поддерживали эту традицию. Гостиница стала настоящим музеем, подлинники знаменитых художников развешаны здесь просто по стенам. Раньше туда можно было заглянуть и полюбоваться на это великолепие. Теперь уже нет. Отель для селебрити и особ монаршей крови. А внешне... ничего такого. И это ещё мягко сказано. Тоже мне приют скромных миллионеров.

А дворик уютный и симпатичный. Интересно, розы тут что, всю зиму цвели? Насчет цен в здешнем ресторане ничего не скажу :) Нам хватило восточного, который мы навестили по соседству.

Сен-Поль-де-Ванс- одно из "орлиных гнезд" - укрепленных городков вдоль опасного побережья, куда население должно было укрываться при нападениях с моря: сарацины, пираты, викинги... все тут отметились. От первоначального замка осталась лишь вон та центральная и самая высокая башня- донжон, она же тюрьма. Остальное было построено в более позднее время.

Я ждал, когда случится более выразительняй свет, пытался фотографировать как есть. Мы гуляли по городу и окрестностям и кайфовали. Поначалу. Но хочешь насмешить Господа-расскажи о своих планах. Сначала рубль девальвировали. 11 марта объявили пандемию, а уже 16 числа случилось известное выступление президента Франции и последовали карантинные меры, которые с каждым днем реально ужесточались и скоро не только поездка потеряла свой смысл, но и ситуация стала угрожающей. Разьезжать поездами, а тем более, автобусами, как мы планировали, стало бы непростительным легкомыслием.

Но... на ферме в предьместье Сен Поля было тихо, спокойно, безлюдно. Не сезон. Разве что петухов поутру не слышно.

Мы ходили по безлюдному городку, смотрели. Встретили компанию пенсионеров из Скандинавии, которые приехали, как они сказали, караваном и присматривали купить на всю их команду дом или усадьбу в самом дорогущем Сен Поле, причем удивлялись дешевизне (надо же!) здешней недвижимости.

Казалось, где тот Китай, а где благополучный и спокойный юг Франции. Но тревожные новости, прежде всего, из такой близкой здесь Италии, как-то сразу пошли по нарастающей. Дело было даже не в числе заболевших во Франции. На том же Лазурном берегу как раз к тому моменту заболевших практически не было, но соседняя Италия вдруг провалилась в эпидемию. Кроме того, положение в центре страны и в некоторых других регионах Франции тоже стало неблагополучным. Все вокруг твердили, что такого не припомнят, что такого не бывало.

Но все случается когда-то впервые. И вот однажды и вдруг в придорожном супермаркете, куда мы заехали, мы с удивлением застали картину ажиотажа и некоторой паники. Народ по-быстрому разметал продукты с полок, а заодно туалетную бумагу и все прочее. Везли товары к машинам полными тележками. Едва ли не крупу, мыло, соль, спички. Что-то это напомнило такое нам знакомое. Встал вопрос, что происходит? Или мы что-то пропустили?

А затем буквально за три-четыре дня были введены и реальные карантинные меры. Стало ясно, что вирус может прийти и в благополучный Прованс, что его тут ждут, что это к нему так готовятся.

В результате вводимых ограничений мы вдруг зависли в Авиньоне. Наш авиарейс в Москву из Ниццы без предупреждений отменили, S7 ушел в аут: ни чата, ни горячей линии. Молчание. Пришлось срочно и совсем за другие деньги прокладывать маршрут через Париж, причем наше национальное достоянье,  Аэрофлот, оставшись монополистом, за считанные часы, пользуясь случаем, задрал цены.

Но хуже, что по Франции массово стали отменяться поезда и налагаться ограничения на проезд по автодорогам. При этом как и следовало ожидать, подробности узнать было невозможно, а прогноза событий никто дать не мог и не исключались самые печальные для нас варианты. Возникла вероятность застрять здесь на полтора карантинных месяца которые по слухам намеревались обьявить. 

Глядя со стороны, начинаешь понимать, что воскресный петанк это не просто так, а это серьезно! Игра для соседей, игра для своих. Прямо-таки медитация. Французам начхать с высокой колокольни на то, что они, солидные дяди, потешно для посторонних зевак выглядят со своими шариками и детскими правилами игры здесь, посередь городского перекрестка. Так здесь играли всегда и играть будут. Это они здесь у себя дома, это их жизнь, их обычаи, их земля, их страна. А кто не в теме, тот может резво следовать откуда пришел, его сюда не звали. 

А есть еще орден синих, черных братьев... были и другие подобные. Белые помогают оказавшимся в трудной по жизни ситуации, которым больше некому помочь. Синие - больным, черные - занимаются погребением...

Именно в Провансе работали многие художники, ставшие теперь знаковыми фигурами истории искусства. А тогда просто живые люди с их слабостями, заблуждениями, тараканами в голове, с безденежьем, с преданностью и предательствами, с любовями и утратами, с проблемами по части алкоголя, морали и нравственности. С их болью, победами и чудом искусства, которое они оставили нам.

Здесь, в Сен-Поль-де-Вансе на католическом кладбище, но под иудейским надгробьем, у корней старого кипариса покоится Марк Шагал. У крепостных ворот не с этой, а с другой стороны города.

На ферме вблизи Кань-Сюр-Мер провел последние годы Ренуар. В его музей мы и заехали. А очень хотелось попасть в места, связанные с Ван-Гогом, Матиссом, Лотреком... Но добрались только до Матисса.

И вот что очень заметно по материалам здешних музеев Ренуара и Матисса: даже в конце жизни их каноническая узнаваемая индивидуальная манера и изобразительный метод для них самих не были непререкаемым законом и обязательными клише. А ведь этот узнаваемый публикой стиль они в своё время целенаправленно формировали, годами искали и оттачивали, дорогою ценой и усилиями утверждали и поддерживали в качестве узнаваемого торгового бренда целую свою жизнь.

Но насколько полно их-то самих поглощал и ограничивал их собственный каждым из них изобретенный и выстраданный в молодости изобразительный  метод? Право на него они потом и кровью утверждали в свое время в умах публики, художественной братии, владельцев художественных галерей, в представлении покупателей и широких масс ценителей искусства. Было интересно, может быть под конец жизни былые бунтари, как водится, забронзовели и сами уже ничего не видели помимо однажды найденных когда-то образов, тем и выразительных средств, по которым их произведения сразу и всеми узнавались и узнаются сейчас? Может быть, они и сами работали уже по накатанной колее и по привычке? Может быть, они просто уже и не мыслили по - другому, ограниченные в пределах той самой своей художественной манеры и выработанного стиля? Тем более, что уже и возраст был, скорее, пожинать плоды достигнутого, а не обрабатывать новую делянку.

Своими вещами, выполненными в фирменной узнаваемой манере они при этом продолжали зарабатывать на жизнь. Так каждый из них поддерживал репутацию неповторимого в этой своем собственном стиле мастера, все еще находящегося в расцвете творческих сил. Так сказать, продолжали разрабатывать каждый свою золотую жилу. 

Так нет же! Мы видим, что сами у себя дома и для себя мастера очень даже позволяли себе работать и по - другому, по-разному, в том числе, далеко уходя от привычных для нас выразительных средств, тем, сюжетов и образов. Экспериментировали, жили и до последних дней не спешили становиться живыми памятниками своим былым успехам.

Работали и в иных сферах изобразительного искусства- в той же скульптуре. Писали картины и рисовали в иной манере, работали и в новых материалах и технике. И это всё не молодые художники, находящиеся в начале пути и ищущие свой изобразительный язык, свою свободную нишу на рынке искусства. Они уже были людьми, давно выработавшими эту самую выразительную манеру и свой узнаваемый стиль, людьми, добившимися признания и вот теперь фактически завершающими творческий, да и жизненный путь путь. Они - то, как мы видим, могли и позволяли себе творить и по-другому. А вот публика, их почитатели уже ни за что не приняли бы другого, непривычного и нового для них Ренуара или Матисса...

Для себя, своего круга, а не для широкой публики мастера позволяли себе работать совсем по- другому, но, притом, похоже, не афишировали особо этих своих экспериментов и результатов. Почему? Предполагаю, чтобы не ломать свой имидж, сознательно выстроенный в сознании общественности. Чтобы не нарушать бизнес, выстроенный вокруг их имени. Ну и чтобы на старости лет не нарваться на критику, что, мол, мастер взялся осваивать новое для него дело, а вот... не дотянул, другие-то лучше это делают. Не Роден, мол, не Бранкузи, не Леже... Зря, мол, он это.

Такие мои чисто личные соображения и мысли дилетанта. Хотя экспозиции этих двух музеев определенно дают пищу именно для таких домыслов.

Причем здесь фотография? Да как же! Общим местом и аксиомой стало мнение о необходимости для фотографа вырабатывать свою собственную оригинальную и единую изобразительную манеру, вырабатывать свой собственный узнаваемый стиль. Только вот часто такая манера и стиль становятся самоцелью и не делают сами фотографии более выразительными. Может, узнаваемости автора они и способствуют, но сами по себе становятся источником наших внутренних самоограничений, штампов и клише. А то их и без того мало. Вряд ли нам стоит с таким уж почтением относиться к собственным реальным, а чаще мнимым успехам, чтобы это они нам диктовали, что и как нам делать дальше. 

Получается, что и сам постулат о сакральном смысле и значении этой самой единой и устойчивой изобразительной манеры, всего лишь один из многих фотографических мифов.

При этом, как большинство таких мифов, он возникает именно из-за того, что ценность действительно во многих случаях полезных правил и рекомендаций абсолютизируется и преувеличивается до категории непререкаемого мирового закона. Свою манеру надо вырабатывать и ее придерживаться, но не до фанатизма. Вот о чем подумалось, после этих двух музейных экспозиций.

Тем временем, пока мы наслаждались Провансом, который не обманул моих ожиданий, здесь в один день запретили под угрозой приличных штрафов любые экскурсии, а также все подобные поездки. По TV стали показывать полицейские проверки на улицах и дорогах.

Музеи, кафе и рестораны закрыли. Остались лишь продуктовые магазины и аптеки. На улицу запретили выходить более раза в день, причем только в соответствии с одной из пяти разрешенных причин и с собой надо было иметь подписанную бумагу, где эта причина была указана. Приезжим рекомендовали вернуться домой, пока не поздно.

Кстати, этот культовый мост, символ Авиньона (тот, который на следующем снимке), не всегда был таким "не достроенным". Был он вполне себе обычным и длинным полноценным мостом.  Проходил через оба рукава Роны и через остров между ними и вел к местечку Вильнев лез Авиньон.

Там, на противополножном берегу второго речного русла, скрытого за островом, где разбросаны мощные, укрепленные как боевые замки, аббатства, до сей стороны стоит сторожевая башня, охранявшая вход на него. Теперь смысл и назначение башни не сразу и понятны прохожему человеку, если не знать всей истории.

Рона здесь река мощная, особенно весною, а дно, похоже, сложное для строительства. Мост много раз обрушивался разными своими частями. В конце концов люди смирились, а этот огрызок оставили на память. Берега же теперь связаны двумя длинными вполне обычными современными мостами, пересекающими реку ниже по течению.

А передвижение по городу, между тем, все более ограничивали. Если причиной выйти из дома была работа, то требовалось подтверждение, что организация не перешла на удаленный режим. Никакие длительные прогулки и пробежки для здоровья не разрешались. Собачек, кстати, прогуливать было можно.

Первое время, пока правила не были разьяснены достаточно ясно и конкретно, люди еще гуляли в городских садах и скверах, не приближаясь друг к другу. Но очень быстро и парки со скверами закрыли на замок. Однако набережные и променады вокруг стен старого Авиньона загородить невозможно. Люди все еще бегали и катались, но их становилось все меньше, стало ясно, что шутки кончаются.

Проблемы с возвращением в Москву становились с каждым часом все более определенными, а тут уже и человек с фотоаппаратом на пустынной улице, даже у порога своего дома стал вызывать нездоровый интерес.

Сначала нас догнала дама с ребенком и в некоторой ажиотации стала выяснять, не их ли я на этой безлюдной улице фотографировал? Успокоил, что нет, нет, как можно... тем более, что и далеко ведь слишком (ага, как же, что там для телевика каких- то сто метров.) Сдается, что обеспокоились они, не нарушителей ли я тут фиксирую. Ну зачем же? На то есть полиция, а полицейские, патрулируя, пока вели себя спокойно.

В другой раз, когда ограничения еще только начинались, на прогулочной набережной к нам пристал некий активист с палками для скандинавской ходьбы и стал спрашивать "папиа", для убедительности демонстрируя свою. Но наше кунфу оказалось лучше, чем его кунфу. Наша папиа о причинах пребывания на улице была напечатана на принтере и с подписями. А свою он сам, похоже, только что от руки и написал. На том и расстались.

Но с каждым днем статистика с вирусом и карантинными мерами становилась серьезнее. Первые выявленные случаи, о которых обьвлялось, могли стать только началом, как это уже случилось в той же Италии.

Все гиды и водители, с которыми мы имели договоренности и заказы, их, естественно, отменили. Наш отель по распоряжению местных властей (?) закрылся, а нас и других его немногочисленных постояльцев переселили, правда, в лучшие номера, в гостевой дом поблизости. Мы срочно отменили бронирования гостиниц, купленные билеты.

Замечательная девушка – менеджер отеля помогла оперативно купить билет Аэрофлота по не самой еще высокой цене и подобрать удачный по времени поезд, проходящий через Авиньон и непосредственно через аэропорт Шарля де Голля, во избежание лишних контактов без переездов в такси или другом транспорте по Парижу.

Ницца. Температура моря где-то градусов 16. Был даже замечен один- единственный купающийся, за которым с сочувствием наблюдали редкие зеваки: "Наверное скандинав.", " Скорее русский...". О карантинных мерах пока никто и не думал.

Как рассказывают, Ницца- самый дешевый город Лазурного побережья. Заметно дешевле, чем Канны, Монако... Самое то для студентов и художников, для которых Сен-Поль-де-Ванс не по карману :) Признаюсь, что в Негреско, чтобы полюбоваться на интерьеры и картины мы заглядывать не стали, потому что задушила жаба платить конские цены за чашечку кофе, которая нужна как предлог для посещения этого храма гостиничного пафоса.

А вот Английская набережная, уходящая за горизонт, не впечатлила. То ли день пасмурный, то ли еще  что. Ну нет единого стиля. Много всего, хорошего и... разного. А за кулисами все то же - не очень аккуратный и, пожалуй, не самый благополучный город. На вид. На первый взгляд.

В доме, в котором расположился музей Матисса, он сам не жил. Однако именно тут, в двух шагах стоит роскошный отель, в котором он долгое время и проживал. Мог уже это себе позволить, как и английская королева тоже. Рядом мастер и похоронен.

Если чисто субьективно, то экспозиция музея показалась мне не слишком богатой, но интересной. Во- первых, именно тут я увидел подлинники нескольких его работ, ставших культовыми и знакомых нам по многочисленным их репродукциям, а во-вторых, было крайне интересно увидеть работы художника в другой технике, в других материалах, узнать о его попытке преподавательской деятельности. Ну и, конечно, скульптура Матисса, которую интересно было сравнить с неповторимой экспрессией и импрессионизмом Родена, современника и в некотором смысле соратника. Но это все абсолютно субьективно.

Если сейчас память меня не подводит, именно в такой живописной манере престарелый уже Матисс оформил церковь в Вансе, но увидеть ее мы уже не успели.

А вот в расположенный рядом музей Шагала мы в тот день не попали, а потом уже было не суждено, потому что других дней нам на то не было отпущено. Все в жизни надо делать именно тогда, когда случилась такая возможность. Что будет завтра - не сегодня и не нам судить.

Мы срочно уезжали из замершего в ожидании беды Прованса. Впрочем, люди везде одинаковы и многие в том же Авиньоне карантин в школах, отмену работы в офисах и все другое поначалу тоже восприняли как дополнительные каникулы и выходные. Хотя компаниями не собирались, но вовсю сперва гуляли- таки на свежем воздухе, бегали и катались на велосипедах по набережным и вокруг стены старого города, загорали и делали гимнастику на травке. Лепота. Полицейские тусовалась вокруг своего офиса и вели себя скромно, к прохожим с вопросами о цели пребывания на улице не приставали. Раз только мы видели, как они установили пост на набережной и останавливали проезжих… 

Но вдруг в считанные дни улицы реально опустели. Французы прониклись серьезностью ситуации, чему способствовали и регулярные выступления Макрона, и непрерывный поток тревожных теленовостей.

Вокзалы, поезда и аэропорты стали пугающе-безлюдными, что в такой ситуации только порадовало. Контроль при вылете из Парижа был быстрым и поверхностным, в отличие от нашего прибытия сюда, в Ниццу, когда мою фотосумку разбирали по частям, а самого ненавязчиво, но настойчиво расспрашивали, что, зачем это я везу и как дорого оно стоит, а супертелевик еще и проверяли на наркотики. 

Аэропорт Шереметево на этот раз тоже приятно удивил отсутствием толпы на паспортном и таможенном контроле, как это, увы, случалось ранее. Что касается контроля санитарно-эпидемиологического, то в самолете пассажиров осмотрели в тепловизор. Быстро, но я что- то не уверен, что прибор температуру измерял, а не просто показывал сильно нездоровых на фоне остальных. К счастью, таких не нашлось.

Затем по-быстрому переговорили с командой врачей, где в дополнение к заполненным в самолете анкетам нас поспрашивали о наших планах и сильно напряглись, только когда узнали, что мы намерены остановиться в Москве. Никаких проб и анализов у нас не брали. Разьяснили обязанность сидеть в самоизоляции, причем, в отличие от Франции готовых правил, касающихся покупки продуктов и лекарств, физической активности по медицинским показаниям не сформулировали, все достаточно неопределенно. С порога стало ясно, что здесь жареный петух пока еще не клевался. Остается надеяться, что из числа пассажиров рейса никто не заболеет, а то ведь тогда и остальных с карантином найдут. 

Сидим, ждем, придет ли к нам какая медицина. Говорят, что хотя бы на десятый день, но нас должны проведать. Тем временем в Москве меры помалу вводятся по типу французских, хотя и с задержкой. Вот и парки на замок закрыли вчера.