Сияла ночь...
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей...
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
А. Фет
«...был весь раскрыт»,изнылся истукан. Пришёл настройщик,
и задирает фалду,
в зад глядит, ключом курочит.
Витает пыль,
стучат повально клавиши - поди их
исправь, горбатых, и стоит денег.
Бехштейн - гавно, будь он не ладен. Ноты
натягиваются, сияла ночь
когда-то -
тебя любить, обнять и плакать. До, до
-диез, ре, ми- бемоль, мими?
Не стрОит сад, но дело за людьми.
О где вы, где, куда вы удалились -
настройщик и садовник, тенор, доктор,
и поливальщик? Рос себе и выгнил
венозный куст, и не оплачен telos,
и новый войлок, чтобы жизнь продлилась
и звук. И звук.
И с пятки на мысок
немецкая модель - мертвецки пьяный Royal
встаёт, себя задрав - в гробу я видел -
педаль - «продлись, очарованье»- хлопнул-
и вот и все. Шмели. Луною полон мозг.
Хельга Ольшванг
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей...
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
А. Фет
«...был весь раскрыт»,изнылся истукан. Пришёл настройщик,
и задирает фалду,
в зад глядит, ключом курочит.
Витает пыль,
стучат повально клавиши - поди их
исправь, горбатых, и стоит денег.
Бехштейн - гавно, будь он не ладен. Ноты
натягиваются, сияла ночь
когда-то -
тебя любить, обнять и плакать. До, до
-диез, ре, ми- бемоль, мими?
Не стрОит сад, но дело за людьми.
О где вы, где, куда вы удалились -
настройщик и садовник, тенор, доктор,
и поливальщик? Рос себе и выгнил
венозный куст, и не оплачен telos,
и новый войлок, чтобы жизнь продлилась
и звук. И звук.
И с пятки на мысок
немецкая модель - мертвецки пьяный Royal
встаёт, себя задрав - в гробу я видел -
педаль - «продлись, очарованье»- хлопнул-
и вот и все. Шмели. Луною полон мозг.
Хельга Ольшванг