Памятник воинам десантникам у музея. Центральный музей вооружённых сил.

Малышка здравствуй! Моя родная, ну как дела? Метель дороги наверно к дому все замела А звезды гаснут над Гудермесом в лучах зари… Ты только маме, что я в Чечне не говори. Сегодня ночью чеченской миной был ЗИЛ подбит. И наш — парнишка в «тюльпане черном» домой летит. Загнуть бы матом Чечня-подлюка… Хоть плач, ори… Ты только маме, что я в Чечне не говори. Сейчас суббота… Белье почищу и черт с войной! Пришли ребята и пахнет пОтом был трудный бой… Сдают нервишки… Не все вернулись, хоть плач, ори… Ты только маме, что я в Чечне не говори. Малышка здравствуй! Моя родная, ну как дела? Метель дороги наверно к дому все замела. А если спросят: «Ну где ж любимый?». Ну что ж — соври… Ты только маме, что я в Чечне не говори.

Заметь, страна, своих родных детей,
Тех, что за «речкой» юность потеряли.
Не отвернись, теплом своим согрей,
Не снимет боль блеск памятной медали.
Ведь это их, едва начавших жить,
Мы умирать спокойно посылали,
Им никогда уже не позабыть,
Как мы их обманули и предали.
Да, это так. Ведь на алтарь войны,
При нашем молчаливом позволеньи,
Свихнувшиеся высшие чины
Швырнули молодое поколенье.
Надежду нашу, наших Петь и Вань,
Вахтангов, Витасов, Олесей и Халилов
Продажная, обкуренная дрянь
Стреляла, резала, пытала и палила.
И сразу становился мутным взгляд,
Когда в военкоматовской бумаге
Читали мы, что сын наш, муж иль брат
Погиб «при исполнении присяги»…
Мы прозревали страшною ценой,
Которую не раз уже платили,
Могилы за кладбищенской стеной
Красноречивей репортажей были.
Угар прошел. И шоры сняты с глаз,
Мы как-то вдруг все разом поумнели.
Они ж живут с обидою на нас,
Кто в этой бойне чудом уцелели.
В чем их вина, что мы не видим их,
Лишь иногда подачки им бросаем?
Прострелянных, изрезанных, больных —
Мы в нашей жизни их не замечаем.
Но суд теперь вершить над нами — им,
По высшему, неписанному праву,
За то, что равнодушием своим
Временщиков сажаем на державу.
Весь опыт их, прошедших ту войну,
Что никому не принесла свободу,
Нам говорит, что ни в одну страну
Нельзя лезть без согласия народа.

Пропитаны кровью и потом, страданьями, болью, стихи
И песни о правде жестокой звучат в эти мирные дни.
А звон орденов и медалей, нашивки, седые виски
Настойчиво напоминают об ужасах страшной войны.
И стук костылей по паркету назойливо, как камертон
Стучит — БЫЛО, БЫЛО ВС ЭТО, И БЫЛО НЕ ТАК УЖ ДАВНО!
И вот наступило то время, спустя десять огненных лет,
Когда мы покинули сцену театра безжалостных бед.
Успешно закончился вывод — последний итог подведён,
И в траурных списках погибших так много знакомых имён!..
Четырнадцать тысяч погибших незримой и плотной стеной
Стоят, в обелиск один слившись, все, кто не вернулся домой.
А тем, кто дожил до победы над чьей-то ошибкой дурной,
Им, как отцам их, иль дедам, навечно быть в группе одной.
Как странно звучит — ветераны. Ведь им ещё нет тридцати.
По возрасту — вроде бы рано, по чести — положено им.

Так пусть дети их не познают того, что досталось отцам,
И пусть будет вечною память о том, что принёс нам Афган…

/1989 год/

Copyright: Эндрю Фриз, 2011