Я брел по улочкам, покинутых богами,
Из сшитых - несуразных и кривых
Досок и кирпичей, изношенных веками,
С отсутствием людей. С присутствием улик.
И я сшивал свою непрожитую юность
Со слепотою катаракт окон.
Их схожесть в немоте, иль отрешенность -
В себя тянула, словно в зное - сон.
Стирались времена с петель слетевшей дверью,
Молчаньем оглушая стаи птиц.
Неслышный плач в забытой колыбели
Отбывших и любивших здесь, ушедших лиц.
И ветки одичавших яблонь, будто руки,
Состарившихся девушек-старух,
Мою цепляли замшевую куртку,
И вслед кричали из беззубых уст.
Сквозь строй прошел. И став седым за годы,
Возникших, промелькнув, за полтора часа.
Впитал, забрав в себя пожизненные лоты, -
Мне не под силу их теперь стряхнуть с плеча.
Из сшитых - несуразных и кривых
Досок и кирпичей, изношенных веками,
С отсутствием людей. С присутствием улик.
И я сшивал свою непрожитую юность
Со слепотою катаракт окон.
Их схожесть в немоте, иль отрешенность -
В себя тянула, словно в зное - сон.
Стирались времена с петель слетевшей дверью,
Молчаньем оглушая стаи птиц.
Неслышный плач в забытой колыбели
Отбывших и любивших здесь, ушедших лиц.
И ветки одичавших яблонь, будто руки,
Состарившихся девушек-старух,
Мою цепляли замшевую куртку,
И вслед кричали из беззубых уст.
Сквозь строй прошел. И став седым за годы,
Возникших, промелькнув, за полтора часа.
Впитал, забрав в себя пожизненные лоты, -
Мне не под силу их теперь стряхнуть с плеча.
© Copyright: Полещикова Валерия