:))))))
Владимир !
Спасибо, Каю и Вам !
Крышу вместе сТиммуразом сорвало ! :))
Вспоминаю одну из цитат
заммполита : "Сегодня комсомольское собрание в половине шестнадцатого... " :))
А сколько их в башке осталось после ....
С праздником ! А его трудно забыть...
Оу! Да тут фурор, произведённый Песцами от Владимира Максимова и Александра Покровского.
Да, судари и сударыни, "Чёрный песец" написан развесёлым подводником (химиком по ВУСу) Саней Покровским. Тем самым, что собирал, да собирал байки флотские в блокноты, а когда они (блокноты) собрались в большом количестве, кааак бабахнул своим "Расстрелять"! Да так, что с наших военно-морских начальников (тех, что без Че Ю оказались) фуражки послетали.
...А потом появились "Расстрелять два", "Бегемот" и знаменитые "72 метра". Чем ещё порадует? Пока секрет. Молчит пока мой старый знакомый Саня Покровский, песец ему за шиворот...
Те, что долго толкаются на флоте, знают всех. Как собаки с одного района - подбежал, понюхал за ножкой - свой!
Если вам не надо объяснять, почему на флоте нет больных, а есть только живые и мертвые, значит, вы должны знать Мишу Зверева, старшего помощника начальника штаба дивизии атомоходов, капитана второго ранга.
Когда он получил своего «кап-два», он шлялся по пирсу пьяненький и орал в три часа ночи, весь в розовом закате, нижним слоям атмосферы:
- Звезда! Нашла! Своего! Героя!
У него была молодая жена. Придя с моря, он всегда ей звонил и оповещал: «Гони всех, я начал движение», - и жена встречала его в полном ажуре, как у нас говорят, по стойке «смирно», закусив подол. И он никогда не находил свои в беспорядке брошенные рога. Всегда все было в полном порядке. С ним все время происходили какие-нибудь маленькие истории: то колами побьют на Рижском взморье, потому что рядом увели мотоцикл, а рожа у Миши не внушает доверия, то еще что-нибудь.
Он обожал их рассказывать. При этом он улыбался, смотрел мечтательно вдаль и рассказывал не торопясь, с паузами для смеха, поджидая отстающих. Обычно это происходило после обеда, когда все уже наковырялись в тарелках. Рассказ начинался с этакого романтического взгляда поверх голов, кают-компания замирала, а Миша вздыхал и начинал с грустной улыбкой:
- Родился я в Нечерноземье... на одном полустанке... едри его мать... Мда-а... Так вот, в отпуске я задумал однажды сходить в баню...
Для того, чтобы сократить количество «едри его мать» до необходимого минимума, расскажем всю историю сами.
Перед баней он оброс недельной щетиной до самых глаз, надел ватничек на голое тело, треух, синие репсовые штаны, наши флотские дырявые сандалии на босую ногу, взял под мышку березовый веник и двинулся не спеша.
А вокруг лето; птички чирикают; воздух, цветы, настроение, сво-бо-да!
Давно замечено, что чем дальше от флота, тем лучше твое настроение, и чем ближе к флоту, тем оно все пакостней и пакостней, а непосредственно на флоте - оно и вовсе никуда не годится.
Далеко от флота ты хорошо дышишь, шутишь, смеешься веселый, говоришь и делаешь всякие глупости, как все прочее гражданское население.
Для того, чтоб дойти до бани, нужно миновать полустанок. На нем как раз остановился какой-то воинский эшелон. У ближайшего вагона стоял часовой. Ну какой строевик, я вас спрашиваю, пройдет спокойно мимо солдата и ничего не скажет? Это ж так же тяжело, как псу пройти мимо столба.
Миша не мог пройти, он почувствовал сопричастность, остановился и подошел.
- Откуда едете?
Часовой покосился на него и хмуро буркнул;
- Откуда надо, оттуда и едем.
- А куда едете?
- Куда надо... туда и едем...
- А что везете-то?
- А что надо... то и везем...
- Ну ладно, сынок, служи, охраняй. Родина тебе доверила, так что давай бди! А я пошел.
- Куда ж ты пошел, дядя, - скинул часовой с плеча карабин и передернул затвор, - стой, стрелять буду...
Капитан, начальник эшелона, с трудом оторвал голову от стола. Вид у него был синюшный (их бин больной).
Перед ним стоял Миша Зверев, и сквозь дремучую щетину на капитана смотрели веселые глаза.
- Здрасте, хе-хе...
- Здрасте...
- Вот, взяли... хе-хе.. - некстати захекал Миша.
- Интересовался, - вылез вперед часовой, - куда едем, что везем.
- Молодец, Петров! - прокашлял капитан. - Документы есть?
- Как-кие документы, отец родной? - сказал Миша. - Я же в баню шел...
- Значит, так! Особый отдел мы с тобой не возим. Поэтому на станции сдадим.
- Товарищ капитан, я - капитан второго ранга Зверев, старший помощник начальника штаба, я документы могу принести, если надо!
- Не надо, - сказал капитан, застряв взглядом в Мишиной щетине. - Сидоров!
Появился Сидоров, который был на три головы больше того, что себе физически можно представить.
- Так, Сидоров, заверни товарища... м-м... старшего помощника начальника штаба... и в тот, дальний штабной вагон. Писать не выводить, пусть там делает. Ну, и так далее...
Сидоров завернул товарища (старшего помощника начальника штаба) под мышку и отнес его в тот дальний вагон, бросил ворохом на пол и - со словами: «Ша, Маша» - закрыл дверь.
«В вагоне раньше ехали лошади», - успел подумать Миша. Дернуло. От толчка он резко пробежался на четвереньках, остановился, подобрал веник и рассмеялся.
- Надо же, - сказал он, - поехали... Вагон как вагон. Перестук колес располагал к осмыслению, и Миша расположился к осмыслению прямо на соломе.
Скоро остановились. Станция. Зверев вскочил и заволновался. Сейчас за ним придут. «Это что ж за станция? - все беспокоился и беспокоился он. - Не видно. Черт знает что! Чего же они?» За ним не шли.
- Эй! - высунулся он в окошко, перепоясанное колючей проволокой. - Скажите там командиру эшелона! Я - Зверев! Я - старший помощник начальника штаба! - обращался он ко всем подряд, и все подряд пугались его неожиданной физиономии, а одна бабка так расчувствовалась, от внезапности, что сказала: «О-о, хосподи!» - ослабела и села во что-то, чвакнув.
Миша хохотал над ней, как безумный, пока вагон не дернуло. О нем явно забыли. Станции мелькали, и на каждой он орал, подкарауливая у окошка прохожих: «Я - Зверев! Скажите! Я - Зверев!..»
Через трое суток в Ярославле о нем вспомнили («У нас там был этот... как его... начальник штаба») и сдали в КГБ.
За трое суток он превратился в дикое, волосатое, взъерошенное существо, с выпученными глазами и острым кадыком. Пахло от него так, что вокруг носились взволнованные мухи.
- Ну? - спросили его в КГБ.
- Я - Зверев! - заявил он с видом среднего каторжанина. - Я - старший помощник начальника штаба! - добавил он не без гордости и подмигнул. Мигать не хотелось, просто так получилось. Рожа - самая галерная.
- Документы есть?
- Как-ки-е до-ку-мен-ты? - в который раз задохнулся Миша. - Я в баню шел! Вот! - и в доказательство он сунул им под нос веник, которым иногда подметал в вагоне.
- А чем вы еще можете доказать?
- Что?
- Ну то, что вы - Зверев.
Миша осмотрел себя и ничего не нашел. И тут он вспомнил. Вспомнил! Что в Ярославле у него есть дядя! Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись!
- Дядя у меня есть! - вскричал он. - Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! Родной дядя! Едри-его-мать! К дяде поехали уже к ночи.
- Вы такой-то?
- Я... такой-то...
- Одевайтесь!
И дядя вспомнил то героическое время, когда по ночам выясняли, кто ты такой.
Родного дядю привезли вместе с сандалиями. Когда он вошел в помещение, к нему из угла, растопырив цепкие руки, метнулось странное существо.
- Дядя! Родной! - верещало оно противно, дышало гнилым пищеводом и наждачило щеку.
- Какой я тебе дядя?!.. Преступник!.. - освобождался дядя, шлепая существо по рукам.
Дядю успокоили, и под настольной лампой он признал племянника и прослезился.
- Служба у нас такая, - извинились перед ним, - вы знаете, черт его знает, а вдруг...
- Да! Да!.. - повторял радостный дядя. - Черт его знает! - и пожимал руки КГБ, племяннику и самому себе. Радующегося непрерывно, его увезли домой.
- А вы, товарищ Зверев, если хотите, можете прямо сейчас идти на вокзал. Здесь недалеко. А мы позвоним.
На вокзал он попал в четыре утра. Серо, сыро, и окошко закрыто. Миша постучал, тетка открыла.
- Я - Зверев! - сунул он свою рожу. - Мне билет нужен. Вам звонили.
- Давайте деньги.
- Какие деньги? Я же без денег! Ты что, кукла, - он заскреб щетиной по прилавку, - совсем, что ли, людей не понимаешь?
«Кукла» закрыла форточку.
Нервы, расшатанные вагоном, КГБ и дядей, не выдержали.
- Я - Зверев! - замолотил он в окошко. - Я - от КГБ! Вам звонили! Я - от КГБ! От! Ка! Ге! Бе! - скандировал он.
Тетка взялась за телефон:
- Здесь хулиганят! Миша молотил и молотил. - Я - Зверев! Открой! Эй!
За его спиной уже минут пять стоял милиционер. Он дождался, когда Миша устал, и вежливо постучал его по плечу. Миша обернулся.
- Вы Зверев?
- Да-а... - Миша до того растерялся оттого, что его хоть кто-то сразу признал, что расплакался и дал себя связать. В машине он припадал к милицейскому плечу и, слюнявя его, твердил, что он - Зверев, что он - в баню, что он - в КГБ...
- Знаем, знаем, - говорили ему мудрые милиционеры.
- А я еще старший начальник помощника штаба! - останавливался среди соплей Миша и, отстранившись и вперившись, напряженно искал возражений.
- Видим, видим, - отвечали ему милиционеры. Мудрые милиционеры сдали его немудрым, а те заперли его до понедельника. Миша замолотил опять.
- Я - Зверев! Сообщите в КГБ! Я - Зверев!..
- А почему не в ООН? Пересу де Куэльяру, ему тоже будет интересно,- говорили немудрые и пожимали плечами. - Ну, так нельзя! Не дают работать. Накостылять ему, что ли? Чуточку... - и накостыляли...
В конце концов в понедельник все разобрались во всем! (Едри его мать!) КГБ с милицией проводили его на вокзал, вручили ему билет, посадили в поезд, и он начал обратный путь на свой полустанок...
Когда он слез с поезда, от него шарахнулись даже гуси. Миша пробирался домой огородами. Подойдя ближе, он услышал музыку. В его доме творилось веселье. Миша присел в кустах. Жизнь научила его осторожности.
Вскоре на крыльцо вывалился друг детства Вася. Вывалился, встал с кряком и отправился в кусты, гундося и расстегиваясь по дороге. У кустов он остановился, закачался, схватил себя посередине, и из него тут же забил длинненький фонтанчик.
Когда фонтанчик свое почти отметал, навстречу ему из кустов вдруг поднялось странное создание.
- Чего это здесь?.. А? Вася? - спросило создание голосом Мишки.
- Вот надо же было так упиться! - сказал Вася. - Привидится же такое... - и, сунув недоделанный фонтанчик в штаны, повернул к дому.
- Стой! - одним махом настиг его Миша, и Вася засучил ножками, утаскиваемый.
Оказалось, что Мишу всем полустанком дней десять искали баграми на озере, а потом решили - хорош! - и справили поминки...
Эти комментарии Ярослава, вероятно, войдут в книгу рекордов Гиннесса, как самые интересные и развёрнутые. Ну на нашем сайте ему нужно дать приз за попадание в "ТОП-1",т.к. второго пока не было (по моему опыту)
ЧЁРНЫЙ ПЕСЕЦ
Есть такой на флоте зверь - "чёрный песец", и водится он в
удивительных количествах. Появляется он всегда внезапно, и тогда
говорят: "Это "черный песец" - военно-морской зверь".
...Первый час ночи; лодка только с контрольного выхода, еще не успели
как следует приткнуться, привязаться, принять концы питания с берега, а
уже звонками всех вызвали на пирс, построили и объявили, что завтра, а
вернее, уже сегодня, в десять утра, на корабль прибывает не просто так,
а вице-президент Академии наук СССР вместе с командующим, а посему -
прибытие личного состава на корабль в пять утра, большая приборка до
девяти часов, а затем на корабле должны остаться: вахта, командиры
отсеков и боевых частей, для предъявления. В общем, смотрины, и поэтому
кто-то сразу отправился домой к женам, кто-то остался на вахте и на
выводе нашей главной энергетической установки, а кто-то, с тоски, лег в
каюте в коечку и тут же... кто сказал "подох"? - тут же уснул, чтоб
далеко не ходить.
К девяти утра сделали приборку, и корабль обезлюдел; в центральном в
кресле уселся командир, рядом - механик, комдив три, и остальные-прочие
из табеля комплектации центрального поста; весь этот человеческий
материал разместился по-штатному и предался ожиданию. Волнение, поначалу
способствующее оживлению рецепторов кожи, потихоньку улеглось, состояние
устоялось, и сознание из сплошного сделалось проблесковым.
Вице-президента не было ни в десять, ни в одиннадцать, где-то в
полдвенадцатого обстановку оживил вызов "каштана", резкий, как зубная
боль, - все подскочили. Матрос Аллахвердиев Тимуртаз запросил "добро" на
продувание гальюна третьего отсека.
- Комдив три! - сказал командир с раздражением.
- Есть!
- Уймите свой личный состав, уймите, ведь до инфаркта доведут!
- Есть!
- И научите их обращаться с "каштаном"! Это боевая трансляция.
Научите, проинструктируйте, наконец, а то ведь утопят когда-нибудь нас,
запросят вот так "добро" и утопят!
- Есть!
Трюмный Аллахвердиев Тимуртаз был в свое время послан на корабль
самим небом. Проинструктировали его не только по поводу обращения с
"каштаном", но и по поводу продувания гальюна. Происходило это так:
- Эй, там внизу, "баш уста", ты где там?
- Я здэс, таш мычман!
- Ты знаешь, где там чего открывать-то, ходячее недоразумение?
- Так точно!
- Смотри мне, сын великого народа, бортовые клапана не забудь
открыть! Да, и крышку унитаза прижми, а то там захлопка не пашет, так
обделаешься - до ДМБ не отмоешься, мама не узнает!
- Ест...
- А ну, докладывай, каким давлением давить будешь?
- Э - э... все нормално будет.
- Я те дам "все нормално", знаем мы; смотри, если будет, как в
прошлый раз, обрез из тебя сделаю.
- Ест...
Бортовые клапана Тимуртаз перепутал; он открыл, конечно, но не те.
Потом он тщательно закрыл крышку унитаза, встал на нее сверху и вдул в
баллон гальюна сорок пять кило вместо двух: он подумал, что так быстрее
будет. Поскольку "идти" баллону гальюна было некуда, а Тимуртаз все
давил и давил, то баллон потужился-потужился, а потом труба по шву
лопнула и содержимое баллона гальюна - двести килограммов смешных
какашек - принялись сифонить в отсек, по дороге под давлением
превращаясь в едучий туман. Наконец баллон облегченно вздохнул. Туман
лениво затопил трюм. Тимуртаз, наблюдая по манометрам за процессом,
решил, наконец, что все у него из баллона вышло, перекрыл воздух,
спрыгнул с крышки унитаза и отправился в трюм, чтоб перекрыть бортовые
клапана. При подходе к люку, ведущему в трюм, Тимуртаз что-то
почувствовал, он подбежал к отверстию, встал на четвереньки, свесил туда
голову и сказал только: "Вай, Аллах!"
Прошло минут двадцать, за это время в центральном успели забыть
напрочь, что у них когда-то продували гальюн. Туман, заполнив трюм по
самые закоулки, заполнил затем нижнюю палубу и, нерешительно постояв
перед трапом, задумчиво полез на среднюю, расположенную непосредственно
под центральным постом.
Центральный пребывал в святом неведении:
- Что у нас с вентиляцией, дежурный?
- Отключена, товарищ командир.
- Включите, тянет откуда-то...
Дежурный послал кого-то. Прошло минут пять.
- Чем это у нас пованивает? - думал вслух командир. - Комдив три!
- Есть!
- Пошлите кого-нибудь разобраться.
Старшина команды трюмных нырнул из центрального головой вниз и
пропал. Прошла минута - никаких докладов.
- Комдив три!
- Есть!
- В чем дело?! Что происходит?!
- Есть, товарищ командир!
- Что "есть"? Разберитесь сначала!
Комдив три прямо с трапа ведущего вниз исчез и... тишина! Командир
ворочался в кресле. Прошла еще минута.
- Черти что! - возмущался командир. - Черти что!
Туман остановился перед трапом в центральный и заволновался В нем
что-то происходило. Видно, правда, ничего не было, но жизнь
чувствовалась.
- Черт знает что! - возмущался командир. - Воняет чем-то. Почти
дерьмом несет, и никого не найдешь!
Командир даже встал и прошелся по центральному, потом он сед
- Командир БЧ-5! - обратился он к механику.
- Есть!
- Что "есть"?! Все мне говорят "есть", а говном продолжает нести! Где
эти трюмные, мать их уети! Разберитесь наконец!
Командир БЧ-5 встал и вышел. Командиру не сиделось, он опять вскочил:
- Старпом!
- Я!!!
- Что у вас творится в центральном?! Где организация?! Где все?! Куда
все делись?!
Старпом сказал: "Есть!" - и тоже пропал. Наступила тишина, которая
была гораздо тишинее той, прошлой тишины. Туман полез в центральный, и
тут, опережая его, в центральный ввалился комдив три и, ни слова не
говоря, с безумным взором, вывалил к ногам командира груду дезодорантов,
одеколонов, лосьонов и освежителей.
- Сейчас! - сказал он горячечно. - Сейчас, товарищ командир! Все
устраним! Все устраним!
- Что!!! - заорал командир, все еще не понимающий. - Что вы
устраните?! Что?!
- Аллахвердиев!..
- Что Аллахвердиев?!
- Он...
- Ну?!.
- Гальюн в трюм продул... зараза!..
- А- а - а... а вытяжной... вытяжной пустили?!.
- Сейчас... сейчас пустим, товарищ командир, не волнуйтесь!..
- Не волнуйтесь?! - и тут командир вспомнил про Академию наук,
правда, несколько не в той форме: - Я тебе "пущу" вытяжной! Ты у меня
уйдешь в академию! Все документы вернуть! В прочный корпус тебе нужно,
академик, гальюны продувать... вместе с твоим толстожопым механиком!
Сами будете продувать, пока всех своих киргизов не обучите! Всех раком
поставлю! Всех! И в этом ракообразном состоянии.. - Командир еще долго
бы говорил и говорил о "киргизах" и о "ракообразном состоянии", но тут
центральный вызвал на связь верхний вахтенный.
- Есть, центральный!
- На корабль спускается командующий и... и...- Вахтенный забыл это
слово.
- Ну?!
- ...и вице-президент Академии наук СССР...
И наступил "черный песец". Командир, как укушенный, подскочил к люку,
сунул в него голову и посерел: на центральный надвигалась необъятная
задница То была задница Академии наук! Командир задергался, заметался,
потом остановился, и вдруг в прыжке он схватил с палубы дезодоранты и
освежители и начал ими поливать и поливать, прямо в надвигающийся зад
академику, и поливал он до тех пор, пока тот не слез. Академик слез,
повернулся, а за ним слез командующий, а командир успел пнуть ногой под
пульт одеколоны и дезодоранты и представиться Академик потянул носом
воздух и пожевал:
- М - м... да... э - э... а у вас всегда так... м - м... Э - э...
пахнет?..
- Так точно! - отчеканил командир.
- Э - э... что-то не додумали наши ученые... с очисткой... мда, не
додумали... - покачал головой академик.
Командующий был невозмутим. Он тоже покачал головой, мод да,
действительно, что-то не додумали, и проводил академика до переборки во
второй отсек. Командир следовал за ними, соблюдая уставную дистанцию,
как верная собака. Он был застегнут, подтянут, готов к исполнению. У
переборки, когда зад академика мелькнул во второй раз, командующий
повернулся к командиру и тихо заметил:
- Я вам додумаю, Я вам всем додумаю. Я вам так додумаю, что месяц на
задницу сесть будет страшно. Потому что больно будет сесть... Слезьми...
все у меня изойдете... слезьми...
Главное, чтобы не полный наступал...
И не подкрадывался незаметно.... :))
Владимир !
Спасибо, Каю и Вам !
Крышу вместе сТиммуразом сорвало ! :))
Вспоминаю одну из цитат
заммполита : "Сегодня комсомольское собрание в половине шестнадцатого... " :))
А сколько их в башке осталось после ....
С праздником ! А его трудно забыть...
Да, судари и сударыни, "Чёрный песец" написан развесёлым подводником (химиком по ВУСу) Саней Покровским. Тем самым, что собирал, да собирал байки флотские в блокноты, а когда они (блокноты) собрались в большом количестве, кааак бабахнул своим "Расстрелять"! Да так, что с наших военно-морских начальников (тех, что без Че Ю оказались) фуражки послетали.
...А потом появились "Расстрелять два", "Бегемот" и знаменитые "72 метра". Чем ещё порадует? Пока секрет. Молчит пока мой старый знакомый Саня Покровский, песец ему за шиворот...
Александр Покровский
Те, что долго толкаются на флоте, знают всех. Как собаки с одного района - подбежал, понюхал за ножкой - свой!
Если вам не надо объяснять, почему на флоте нет больных, а есть только живые и мертвые, значит, вы должны знать Мишу Зверева, старшего помощника начальника штаба дивизии атомоходов, капитана второго ранга.
Когда он получил своего «кап-два», он шлялся по пирсу пьяненький и орал в три часа ночи, весь в розовом закате, нижним слоям атмосферы:
- Звезда! Нашла! Своего! Героя!
У него была молодая жена. Придя с моря, он всегда ей звонил и оповещал: «Гони всех, я начал движение», - и жена встречала его в полном ажуре, как у нас говорят, по стойке «смирно», закусив подол. И он никогда не находил свои в беспорядке брошенные рога. Всегда все было в полном порядке. С ним все время происходили какие-нибудь маленькие истории: то колами побьют на Рижском взморье, потому что рядом увели мотоцикл, а рожа у Миши не внушает доверия, то еще что-нибудь.
Он обожал их рассказывать. При этом он улыбался, смотрел мечтательно вдаль и рассказывал не торопясь, с паузами для смеха, поджидая отстающих. Обычно это происходило после обеда, когда все уже наковырялись в тарелках. Рассказ начинался с этакого романтического взгляда поверх голов, кают-компания замирала, а Миша вздыхал и начинал с грустной улыбкой:
- Родился я в Нечерноземье... на одном полустанке... едри его мать... Мда-а... Так вот, в отпуске я задумал однажды сходить в баню...
Для того, чтобы сократить количество «едри его мать» до необходимого минимума, расскажем всю историю сами.
Перед баней он оброс недельной щетиной до самых глаз, надел ватничек на голое тело, треух, синие репсовые штаны, наши флотские дырявые сандалии на босую ногу, взял под мышку березовый веник и двинулся не спеша.
А вокруг лето; птички чирикают; воздух, цветы, настроение, сво-бо-да!
Давно замечено, что чем дальше от флота, тем лучше твое настроение, и чем ближе к флоту, тем оно все пакостней и пакостней, а непосредственно на флоте - оно и вовсе никуда не годится.
Далеко от флота ты хорошо дышишь, шутишь, смеешься веселый, говоришь и делаешь всякие глупости, как все прочее гражданское население.
Для того, чтоб дойти до бани, нужно миновать полустанок. На нем как раз остановился какой-то воинский эшелон. У ближайшего вагона стоял часовой. Ну какой строевик, я вас спрашиваю, пройдет спокойно мимо солдата и ничего не скажет? Это ж так же тяжело, как псу пройти мимо столба.
Миша не мог пройти, он почувствовал сопричастность, остановился и подошел.
- Откуда едете?
Часовой покосился на него и хмуро буркнул;
- Откуда надо, оттуда и едем.
- А куда едете?
- Куда надо... туда и едем...
- А что везете-то?
- А что надо... то и везем...
- Ну ладно, сынок, служи, охраняй. Родина тебе доверила, так что давай бди! А я пошел.
- Куда ж ты пошел, дядя, - скинул часовой с плеча карабин и передернул затвор, - стой, стрелять буду...
Капитан, начальник эшелона, с трудом оторвал голову от стола. Вид у него был синюшный (их бин больной).
Перед ним стоял Миша Зверев, и сквозь дремучую щетину на капитана смотрели веселые глаза.
- Здрасте, хе-хе...
- Здрасте...
- Вот, взяли... хе-хе.. - некстати захекал Миша.
- Интересовался, - вылез вперед часовой, - куда едем, что везем.
- Молодец, Петров! - прокашлял капитан. - Документы есть?
- Как-кие документы, отец родной? - сказал Миша. - Я же в баню шел...
- Значит, так! Особый отдел мы с тобой не возим. Поэтому на станции сдадим.
- Товарищ капитан, я - капитан второго ранга Зверев, старший помощник начальника штаба, я документы могу принести, если надо!
- Не надо, - сказал капитан, застряв взглядом в Мишиной щетине. - Сидоров!
Появился Сидоров, который был на три головы больше того, что себе физически можно представить.
- Так, Сидоров, заверни товарища... м-м... старшего помощника начальника штаба... и в тот, дальний штабной вагон. Писать не выводить, пусть там делает. Ну, и так далее...
Сидоров завернул товарища (старшего помощника начальника штаба) под мышку и отнес его в тот дальний вагон, бросил ворохом на пол и - со словами: «Ша, Маша» - закрыл дверь.
«В вагоне раньше ехали лошади», - успел подумать Миша. Дернуло. От толчка он резко пробежался на четвереньках, остановился, подобрал веник и рассмеялся.
- Надо же, - сказал он, - поехали... Вагон как вагон. Перестук колес располагал к осмыслению, и Миша расположился к осмыслению прямо на соломе.
Скоро остановились. Станция. Зверев вскочил и заволновался. Сейчас за ним придут. «Это что ж за станция? - все беспокоился и беспокоился он. - Не видно. Черт знает что! Чего же они?» За ним не шли.
- Эй! - высунулся он в окошко, перепоясанное колючей проволокой. - Скажите там командиру эшелона! Я - Зверев! Я - старший помощник начальника штаба! - обращался он ко всем подряд, и все подряд пугались его неожиданной физиономии, а одна бабка так расчувствовалась, от внезапности, что сказала: «О-о, хосподи!» - ослабела и села во что-то, чвакнув.
Миша хохотал над ней, как безумный, пока вагон не дернуло. О нем явно забыли. Станции мелькали, и на каждой он орал, подкарауливая у окошка прохожих: «Я - Зверев! Скажите! Я - Зверев!..»
Через трое суток в Ярославле о нем вспомнили («У нас там был этот... как его... начальник штаба») и сдали в КГБ.
За трое суток он превратился в дикое, волосатое, взъерошенное существо, с выпученными глазами и острым кадыком. Пахло от него так, что вокруг носились взволнованные мухи.
- Ну? - спросили его в КГБ.
- Я - Зверев! - заявил он с видом среднего каторжанина. - Я - старший помощник начальника штаба! - добавил он не без гордости и подмигнул. Мигать не хотелось, просто так получилось. Рожа - самая галерная.
- Документы есть?
- Как-ки-е до-ку-мен-ты? - в который раз задохнулся Миша. - Я в баню шел! Вот! - и в доказательство он сунул им под нос веник, которым иногда подметал в вагоне.
- А чем вы еще можете доказать?
- Что?
- Ну то, что вы - Зверев.
Миша осмотрел себя и ничего не нашел. И тут он вспомнил. Вспомнил! Что в Ярославле у него есть дядя! Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись!
- Дядя у меня есть! - вскричал он. - Ы-ы! Родной! Двадцать лет не виделись! Родной дядя! Едри-его-мать! К дяде поехали уже к ночи.
- Вы такой-то?
- Я... такой-то...
- Одевайтесь!
И дядя вспомнил то героическое время, когда по ночам выясняли, кто ты такой.
Родного дядю привезли вместе с сандалиями. Когда он вошел в помещение, к нему из угла, растопырив цепкие руки, метнулось странное существо.
- Дядя! Родной! - верещало оно противно, дышало гнилым пищеводом и наждачило щеку.
- Какой я тебе дядя?!.. Преступник!.. - освобождался дядя, шлепая существо по рукам.
Дядю успокоили, и под настольной лампой он признал племянника и прослезился.
- Служба у нас такая, - извинились перед ним, - вы знаете, черт его знает, а вдруг...
- Да! Да!.. - повторял радостный дядя. - Черт его знает! - и пожимал руки КГБ, племяннику и самому себе. Радующегося непрерывно, его увезли домой.
- А вы, товарищ Зверев, если хотите, можете прямо сейчас идти на вокзал. Здесь недалеко. А мы позвоним.
На вокзал он попал в четыре утра. Серо, сыро, и окошко закрыто. Миша постучал, тетка открыла.
- Я - Зверев! - сунул он свою рожу. - Мне билет нужен. Вам звонили.
- Давайте деньги.
- Какие деньги? Я же без денег! Ты что, кукла, - он заскреб щетиной по прилавку, - совсем, что ли, людей не понимаешь?
«Кукла» закрыла форточку.
Нервы, расшатанные вагоном, КГБ и дядей, не выдержали.
- Я - Зверев! - замолотил он в окошко. - Я - от КГБ! Вам звонили! Я - от КГБ! От! Ка! Ге! Бе! - скандировал он.
Тетка взялась за телефон:
- Здесь хулиганят! Миша молотил и молотил. - Я - Зверев! Открой! Эй!
За его спиной уже минут пять стоял милиционер. Он дождался, когда Миша устал, и вежливо постучал его по плечу. Миша обернулся.
- Вы Зверев?
- Да-а... - Миша до того растерялся оттого, что его хоть кто-то сразу признал, что расплакался и дал себя связать. В машине он припадал к милицейскому плечу и, слюнявя его, твердил, что он - Зверев, что он - в баню, что он - в КГБ...
- Знаем, знаем, - говорили ему мудрые милиционеры.
- А я еще старший начальник помощника штаба! - останавливался среди соплей Миша и, отстранившись и вперившись, напряженно искал возражений.
- Видим, видим, - отвечали ему милиционеры. Мудрые милиционеры сдали его немудрым, а те заперли его до понедельника. Миша замолотил опять.
- Я - Зверев! Сообщите в КГБ! Я - Зверев!..
- А почему не в ООН? Пересу де Куэльяру, ему тоже будет интересно,- говорили немудрые и пожимали плечами. - Ну, так нельзя! Не дают работать. Накостылять ему, что ли? Чуточку... - и накостыляли...
В конце концов в понедельник все разобрались во всем! (Едри его мать!) КГБ с милицией проводили его на вокзал, вручили ему билет, посадили в поезд, и он начал обратный путь на свой полустанок...
Когда он слез с поезда, от него шарахнулись даже гуси. Миша пробирался домой огородами. Подойдя ближе, он услышал музыку. В его доме творилось веселье. Миша присел в кустах. Жизнь научила его осторожности.
Вскоре на крыльцо вывалился друг детства Вася. Вывалился, встал с кряком и отправился в кусты, гундося и расстегиваясь по дороге. У кустов он остановился, закачался, схватил себя посередине, и из него тут же забил длинненький фонтанчик.
Когда фонтанчик свое почти отметал, навстречу ему из кустов вдруг поднялось странное создание.
- Чего это здесь?.. А? Вася? - спросило создание голосом Мишки.
- Вот надо же было так упиться! - сказал Вася. - Привидится же такое... - и, сунув недоделанный фонтанчик в штаны, повернул к дому.
- Стой! - одним махом настиг его Миша, и Вася засучил ножками, утаскиваемый.
Оказалось, что Мишу всем полустанком дней десять искали баграми на озере, а потом решили - хорош! - и справили поминки...
Также, фотография была опубликована в блоге «Фото дня».
Спасибо, что вы с нами!