Продолжение повести "Грибною тропой"

"Грибною тропой" (продолжение повести о дачниках Бойково) ...к захламлённой хибаре. На полпути к заветному полудверку сарая профессор вдруг застыл в снегу как вкопанный , остолбенело глядя перед собой.. Он ясно видел сарай , видел свои прежние следы , видел тощие стволики яблонь , видел огромную , уходящую ввысь громаду елей , видел синеватую , отливающую серебром и мерцающую снежными кристалликами поверхность снега. Всё было так отчетливо и подробно , что создавало полное впечатление волшебства. Медленно , поскрипывая остеохондротическими сочленениями шейного отдела , Григорьич повернул голову. Позади был четко очерчен дом с его неизменным убогим великолепием , а над всем хутором в безмолвном величии светила , подобно выбеленной полутаблетке аспирина аккуратная Луна. Профессор с минуту стоял в оцепенении , не отводя зачарованных слезящихся глаз от ночного светила и только ощущение мокрых ног да стягивающей корки на лице возвращало его к реальности. Григорьич вяло побрёл к сараю , потупив голову долу , будто причащенный какому-то священному обряду. Подойдя вплотную к полудверку , он уже абсолютно бесстрастно уцепился хладной рукой за железный узел нового замка и бессмысленно подёргал его. "-Идиотки.." - только и прошептал профессор , падая на колени перед закрытым входом в сарай. Неторопливо , как бы в забытьи , Григорьич развернулся на хрустящем снегу и привалился к шершавой дощатой стене. Перед взором открылась живописная ночная панорама участка. Из снежной целины реденько торчали тощие прутики каких-то кустиков и былинок. "-А почему мы слив не сажаем?" - подумалось Григорьичу - "-Они же сладкие и с такой приятной косточкой? Наверное , тут они расти не будут.. Здесь ни хрена не растёт." Из благостных раздумий профессора вывели какие-то неясные отдалённые голоса откуда-то с поля за туалетом. Григорьич нехотя с трудом поднялся и направился вдоль голубоватой стены сарая к еще одному экстравагантному и высшей степени креативному сооружению , приютившемуся под раскидистой голой кроной лещины и подпираемой худосочным выродившимся малинником. Это маленькое зданьице по виду напоминало стилизованную пагоду и скворечник одновременно. Его тщательно обшитые разномастной доской стены имели толщину хорошего , добротного плота а несоразмерно широкая крыша была дополнительно покрыта остатками старой пластиковой лодки. Крохотное окошко было настолько неровным , что производило впечатление конструктивного недочета или ошибки в дизайне. Григорьич деловито взялся за ручку двери , являвшую собой прихотливо изогнутый велосипедный насос , привёрнутый болтами столь основательно , что металл вжался в древесину как в хлеб. Профессор дёрнул за ручку... Раздался характерный треск и в профессорской руке уже абсолютно автономно находилась та самая ручка с фрагментами гнилой доски и воинственно торчащими болтами. Задумчиво подняв брови домиком, профессор негромко , как бы сам себе произнёс : "-Чего-то я не учел.." С поля снова донеслись неясные возгласы. Григорьич аккуратно положил ручку в открывшийся проём , или попросту в неровную дыру , и двинулся к забору , прислушиваясь и приглядываясь. Открывшаяся панорама просто завораживала своим величием и каким-то хрестоматийным мистицизмом. По широкому , обрамлённому черным амфитеатром леса , сапфиро-серебряному полю медленно , с горящими факелами в руках , с трудом переставляя ноги в глубоком снегу , закутанные в нереальные хламиды двигались две фигуры. Отблески пламени факелов рисовали на искрящейся поверхности поля фантастические композиции теней. Было в этом что-то плоть от плоти языческое , глубинное , забытое. Изредка бредущие фигуры выкрикивали в ночь отрывистые и бессвязные фразы. Григорьич прислушался. В звенящей тишине зимней ночи то и дело слышалось : "- Павлов ! ..... Михалыч !..... Магомед ! ...... Отзовись !....." "Сбрендили..."-подумал профессор. "А красотища-то какая! Ни на одной даче такого нет. Только здесь в Тэле есть то невыразимое волшебство и совершенно уникальное ощущение космоса.." Григорьич оперся на торчащие палки забора , они тотчас отозвались традиционным треском и профессор , буквально , вывалился на снежный наст поля , порвав ветхие брючки. Фигуры тут же отреагировали синхронной остановкой. " -Вальдемар , ты ?" - донесся визгливый крик Светланы Романовны. " - Павликов с тобой?" - вторила Зоишна. Профессор попытался подняться на ноги , но лишь глубже увяз руками в снегу. "- Вы зачем дом закрыли?!" - прохрипел он яростно. "- Так мы ведь на поиски ушли..?" - ответили женщины в недоумении - "-Мало-ли кто зайдет.." Григорьич присел на коленях. "- Кто здесь , на хрен , зайдёт! Пошли в дом греться! А этого придурка я вообще бы не пускал! Из-за него всегда одни неудобства! Сейчас бы давно уже поужинали и спали бы в тепле! Ан нет !!!! Ищи этого голоштанца полоумного ! Открывайте же дом , ёлки-моталки !!!" "- А Павлов?" - неуверенно проголосили с поля. "Хрен с ним , с Павловым!" - Профессор поднялся во весь рост , но в снегу казался пигмеем. "Хрен с ним!!!!" Процессия с факелами робко двинулась к дому. Григорьич по-немногу успокоился и , волоча по снегу длинный лоскут оторванной брючины , поспешил в дом. Вернулись и Зоишна со Светланой Романовной. На каждой было по три куртки и по два покрывала. Ноги были обуты в тесные демисезонные сапоги , впихнуты в рваные валенки и обмотаны рваными кофтами. Ввалились на веранду. Включили тусклый свет. Расселись на холодных стульях. От форсированного дыхания валил пар.